Исследование Сахалина и Курил Анатолий Кошкин, доктор исторических наук
Ранее в этом сюжете: Биография Курильских остров. Часть 1.Русские первыми обследовали и нанесли на карту все Курильские острова
Биография Курильских остров. Часть 2. При Екатерине II все южно-курильские острова входили в Камчатский уезд, Охотской области, Иркутского наместничества
В японской литературе предпринятые японскими вооруженными отрядами захватнические действия на южных Курилах нередко описываются как нечто невинное и само собой разумеющееся. Читаем в одном из источников: «В 1798 году чиновник сёгуната Дзюдзо Кондо установил на южной оконечности Итурупа памятный знак, подтверждавший принадлежность этого острова Японии… Аналогичные знаки были воздвигнуты на северной оконечности Итурупа и Кунашира».
В то же время добросовестные японские ученые указывают на захватнический характер этих учиненных с ведома центральных властей вооруженные налеты: «Высадившись 28 июля 1798 года на южной оконечности острова Итуруп, японцы опрокинули указательные столбы русских и поставили столбы с надписью: «Эторофу - владение Великой Японии». Одновременно вырывались и уничтожались установленные на островах православные кресты. В 1801 году японский вооруженный отряд пытался силой изгнать русских из их поселений на острове Уруп. Высадившись на острове, японцы самовольно поставили указательный столб, на котором вырезали надпись из девяти иероглифов: «Остров издревле принадлежит Великой Японии». Так происходило обращение доселе не принадлежавших нации Ямато южных Курил в «исконно японские территории». Следует отметить, что одновременно японцы стали высаживаться и закрепляться и на южной части Сахалина, (первым японским поселением на Сахалине стала торговая фактории Сирануси , организованная в 1790 году на городище древней маньчжурской крепости у основания мыса Крильон *) и на побережье залива Анива (Кусюнкотан**) была основана японская фактория. Сюда летом на время рыболовного сезона приплывали японские рыбопромышленники.
Японская экспансия на южные Курилы заметно активизировалась после создания в 1802 году в городе Хакодатэ на Хоккайдо специальной канцелярии по колонизации Курильских островов. Это проявилось в дальнейшем сносе русских знаков-крестов (включая и остров Уруп), установленных еще в XVIII веке, насильственной высылке русских промышленников, запрещении айнам торговать и общаться с русскими. На южные Курилы стали направляться «для охраны» вооруженные японцы. Не имея сил для противодействия этим незаконным действиям японцев, российские власти на Камчатке и Сахалине вынуждены были временно мириться с чинимым произволом. Существовала и другая причина терпимости русских. Освоение западного побережья Америки и Алеутских островов потребовало в еще большей степени, чем ранее незамедлительного разрешения проблемы снабжения колонистов продовольствием. Транспортировать продукты питания и другие необходимые товары через Сибирь было сложно и дорого. Существовала надежда, что все же удастся убедить японское правительство начать торговлю с Россией и организовать регулярные закупки в Японии риса и других необходимых для российских промысловых судов и населения на Дальнем Востоке и в Америке продуктов. Поэтому российское правительство, не желая осложнять отношения с Японией из-за южных Курил, рассчитывало отстаивать их принадлежность России на переговорах с представителями центральной японской власти. Было признано необходимым направить в Японию официальное российское посольство с высокими полномочиями.
Предложение организовать кругосветное плавание русские моряки высказывали еще в 1732 году. Ставилась задача прибыть на Камчатку морским путем вокруг мыса Горн. По неизвестным причинам проект не был принят. К идее вернулись в 1785 году после создания Российско-Американской компании и расширения российского присутствия в мировом океане. Тогда, кроме практических целей экспедиции, важна была демонстрация российского флага признанным морским державам, в первую очередь Великобритании. Для кругосветного плавания было выделено четыре военных и одно транспортное судно. Начальником экспедиции был назначен капитан 1-го ранга Г.И. Муловский. Предполагалось, что, пройдя мимо мыса Доброй Надежды, корабли проникнут в Тихий океан. Затем экспедиция должна была разделиться - одному отряду предписывалось проследовать к берегам Северной Америки, а другому - обследовать Курильские острова, обойти остров Сахалин, осмотреть устье Амура и собрать достоверные сведения о Японии. К 1787 году подготовка к экспедиции была полностью завершена, но ее пришлось отложить из-за начавшейся войны с турками, а затем со шведами.
После завершения войн в Европе стремление России не уступать колониальным державам в приобретении внешних рынков, затруднения в содержании американских владений, проблемы установления прямых торговых отношений с Китаем и Японией поставили вопрос о кругосветной экспедиции на Дальний Восток и в Северную Америку в повестку дня российской внешней политики. Такая экспедиция была снаряжена, и 7 августа 1803 года корабли русского флота «Надежда» и «Нева» вышли из Кронштадта. Капитан «Невы» Ю.Ф. Лисянский должен был привести свой корабль к берегам Северной Америки. Начальнику же всей экспедиции капитан-лейтенанту И.Ф. Крузенштерну надлежало на «Надежде» следовать в Японию.
В действительности же главным лицом среди участников экспедиции был высокопоставленный царский сановник, действительный камергер, действительный статский советник, кавалер ордена св. Анны 1-ой степени Н.П. Резанов. Являясь главным уполномоченным Российско-Американской компании, он хорошо разбирался в дальневосточных делах. Высокие регалии Николая Резанова и его опыт, по мнению правительства должны были способствовать выполнению возложенных обязанностей главы дипломатической миссии в Японию в ранге чрезвычайного посланника и полномочного министра Российской империи к Японскому двору. Посол имел утвержденную царем инструкцию, которой предписывалось обрисовать в переговорах с японскими сановниками могущество и достоинство России, пояснить различия русской православной веры и католичества. Разговаривать с японскими сановниками следовало учтиво и ласково, «по всем правилам и просвещению европейскому», убеждать японцев во взаимной выгодности торговли с Россией. Николай Резанов вез с собой царскую грамоту сёгуну и проект ноты японскому правительству об условиях торговли. Имелось в виду, что русские купцы в Японии будут подчиняться японским законам.
Действительный камергер, статский советник Н.П. Резанов
Конкретно правительством ставились перед Резановым следующие цели: 1) расширить права, предоставленные России по лицензии А.Э. Лаксману, т. е. разрешить вход не только в Нагасаки, но и в другие порты не одного, а нескольких русских судов для торговли; 2) в случае отказа истребовать разрешение на торговлю на о-ве Матмай (Эдзо), а если и в этом будет отказано, то наладить посредническую торговлю с Японией через курильцев о-ва Уруп; 3) собрать подробные сведения о том, принадлежит ли о-в Сахалин Китаю или Японии, какие там проживают народности и можно ли с ними установить торговые отношения, а также выяснить, какими сведениями располагают японцы об устье реки Амур; 4) выяснить состояние отношений Японии с Китаем и Кореей, принадлежит ли часть о-вов Рюкю Японии, или же они подчиняются своим собственным правителям, разведать, нельзя ли договориться с ними о торговле.
Содержание инструкции свидетельствует о том, что в Санкт-Петербурге хорошо были информированы о существовавшем в Японии режиме «самоизоляции» страны и отдавали себе отчет в сложности поставленных перед Н.П. Резановым задач. Вместе с тем считалось, что японские власти уже связаны данным во время экспедиции Адама Лаксмана письменным обещанием о допущении российского корабля в Нагасаки, и задача состоит в том, чтобы побуждать их соглашаться на расширение торговли. Стремление же искать внешние рынки не только в Японии, но и в других соседних с ней странах и районах подчеркивало серьезную озабоченность проблемой обеспечения продовольствием российских владений на Востоке. В то же время направление миссии Николая Резанова всего лишь на двух небольших кораблях (к японским берегам прибыла одна «Надежда») должно было подчеркнуть миролюбивый характер политики России на Дальнем Востоке, отсутствие каких-либо иных, кроме торговых, целей в отношении Японии. Демонстрация японцам миролюбия должна была убедить Эдо, что в отличие от западноевропейских государств и США у русских нет замыслов подчинять Японию или оказывать на нее давление. Весьма разумным представляется наставление направлявшимся в Страну восходящего солнца российским представителям терпеливо разъяснять отличие православия от католичества, фактически запрещенного в стране. Это также должно было породить у японцев доверие к русским.
После длительного, полного опасностей похода 15 июля 1804 года русские мореплаватели бросили якорь в Петропавловской бухте. За шестинедельную стоянку на Камчатке «Надежда» была отремонтирована и приготовлена к дальнейшему плаванию. Переход из Петропавловска до Японии занял месяц - 8 октября 1804 г. российское посольство прибыло в Нагасаки. Прибытие в Нагасаки, а не в Эдо, где располагалась ставка сёгуна, должно было убедить японцев в стремлении российского правительства неукоснительно следовать ранее достигнутым договоренностям. Однако выданная японцами десять лет назад Адаму Лаксману лицензия на посещение Нагасаки русским торговым судном, как оказалось, устарела. К тому же русские прибыли не просто для обмена товарами, а для переговоров с японским правительством, что по японским представлениям могло быть воспринято как «дерзость». Тем не менее «Надежду» отгонять от японских берегов не посмели, хотя и в гавань долго не пускали. О направлявшемся в Японию российском военном корабле власти Японии были предупреждены голландцами за месяц до его прибытия в Нагасаки, но, похоже, так и не пришли к общему мнению о том, как поступить с незваными гостями. На всякий случай местные власти решили поначалу «интернировать» русских - «Надежду» окружили многочисленные сторожевые лодки, на которых находилось не менее 500 вооруженных японцев.
Н.П. Резанов намеревался вскоре покинуть Нагасаки и направиться в Эдо для переговоров. Кратко разъяснив местным чиновникам цели своего визита, он передал им адресованные японскому правительству бумаги. При этом была вручена памятная записка, переведенная на голландский язык, в которой сообщалось: «Нынешнее посещение связано с тем, что, давно уважительно относясь к вашей стране, мы желали бы, чтобы посла препроводили в Эдо и пригласили на аудиенцию для беседы об установлении в дальнейшем лояльных русско-японских отношений… Когда вам передавали японцев, потерпевших кораблекрушение несколько лет назад, то посол Адам Лаксман подробно сообщил, что вы проявили в отношении наших посланцев любезность. Благодарим за милость вашего государства. На этот раз мы также привезли четырех потерпевших кораблекрушение японцев и передаем вам».
По приказу губернатора Нагасаки российские документы, в том числе копия грамоты Александра I сёгуну, были незамедлительно направлены с курьером в Эдо. Однако время шло, а указаний из центра не поступало. Начались томительные месяцы ожидания. Лишь через 76 дней пребывания на неудобном продуваемом сильными ветрами внешнем рейде после ухода из Нагасакской гавани китайских и голландских кораблей было позволено перевести «Надежду» ближе к городу. Но сходить на берег офицерам и команде без разрешения не позволялось. Посещавшие «Надежду» японские чиновники объясняли это указанием губернатора о том, что «до тех пор, пока не будет разрешения из Эдо, приобретение товаров и выгрузка людей на берег запрещены». Исключение было сделано лишь для заболевшего Н.П. Резанова - на берегу был огорожен крошечный клочок земли, где под неусыпным и мелочным наблюдением японской охраны посол мог совершать прогулки. Правда, затем условия пребывания на берегу были улучшены. Хотя японцы обращались с Николаем Резановым исключительно вежливо, он описывал свое пребывание в Нагасаки как «почетное заключение». Послу потребовалась большая выдержка и немалое самообладание, чтобы не вспылить и демонстративно покинуть Японию. Он понимал, что именно на это и надеются японские власти. В то же время Рязанова предупредили, что в случае выражения резкого недовольства со стороны русских или действий, которые можно было признать оскорбляющие японцев, не исключалось даже нападение на российский фрегат и физическое уничтожение посольства и команды «Надежды». Поэтому пришлось смириться.
Задержка указаний из Эдо была вызвана и тем, что среди членов влиятельного совета старейшин не было единого мнения о том, как поступить с прибывшим русским посольством. Определенные разногласия по этому поводу существовали и между сёгуном и императором. Император фактически дезавуировал выданную десять лет назад А. Лаксману лицензию, сославшись на то, что его разрешения на это не испрашивали. В конце концов, было решено направить в Нагасаки инспектора тайного надзора Кинсиро Тояма с инструкцией отклонить предложение русских об установлении торговых отношений. Он имел предписание при общении с русскими показать им, что «мы не чувствуем к ним ни недоброжелательства, ни расположенности».
Первая официальная встреча Резанова с Тояма и новым и старым губернаторами Нагасаки состоялась 23 марта 1805 года, спустя полгода после его прибытия в Японию. Тояма вел себя надменно, выговаривая российскому послу за то, что он позволил себе без предварительных переговоров прибыть на корабле в страну, да еще передавать послание о желании России торговать с Японией. При этом грамота русского царя и другие документы были неуважительно названы «непонятными бумагами». Николай Резанов, с трудом сдерживая раздражение, ответил, что никто не может запретить русскому императору писать и направлять письма. Главным же из того, что было произнесено японским представителем, стало требование незамедлительно покинуть японские воды и впредь к берегам Японии не приближаться. Обстановка накалилась настолько, что посол и его свита демонстративно отказались от предложенного протокольного угощения.
На следующий день вместо переговоров Резанову был зачитан ответ сёгуна Иэнари, смысл которого сводился к тому, что связь и торговля с иностранным государством приносит ущерб, а не пользу Японии, а потому она отвергает все сделанные российской стороной предложения. Ответ завершался словами: «Не тратьте напрасно усилий и расходов, приходя с этим вновь. Отплывайте немедленно!». Так как царские подарки сёгуну были отвергнуты, русские также отказались принимать от японцев дары. Однако затем обмен подарками все же произошел, но не на официальном, а личном уровне между местными чиновниками и командой «Надежды». Дипломатическая же миссия Резанова завершилась провалом. Примененная японскими властями оскорбительная форма обращения с русским посольством в Японии именуется «мондзэн бараи», что по-русски означает «от ворот поворот». Ситуация усугублялась тем, что японцы своими поведением, желая того или нет, нанесли оскорбление российскому монарху, а в его лице и всей Российской Империи.
Со своей стороны, российский посол счел необходимым без каких-либо дипломатических экивоков и со всей определенностью и строгостью предупредить японские власти от посягательств на южные Курилы. На встрече с японским уполномоченным Тояма был официально передан меморандум, в котором, в частности, говорилось: «Я, нижеподписавшийся, всепресветлейшего государя императора Александра I действительный камергер и кавалер Николай Резанов объявляю японскому правительству… (4) Чтобы Японская империя далее северной оконечности острова Матмая отнюдь владений своих не простирала, поелику все земли и воды к северу принадлежат моему государю». Трудно сказать, была ли это личная инициатива Николая Резанова или текст был заранее составлен в Петербурге в виде меморандума, который надлежало вручить японскому правительству на переговорах в Эдо.
Не удержался посол и от завуалированной угрозы, заявив, что такой необоснованный отказ на «самые искренние, доверительные намерения соседней Империи» оскорбителен для ее правительства и императора, который, чтобы не потерять свою репутацию в глазах других стран, знающих силу русских, оставить это без ответа не сможет. И это оказалось не просто словами. В ответ на столь неуважительное отношение японцев к официальному посланнику российского императора Николай Резанов вознамерился преподать им урок. Некоторые заинтересованные в открытии торговли с Россией японцы во время бесед в Нагасаки давали Н.П. Резанову понять, что для изменения позиции Эдо достаточно небольшого силового воздействия с севера с тем, чтобы «потеснить» оттуда японских промышленников. А это-де вызовет дополнительное недовольство населения и вынудит правительство сёгуна - бакуфу согласиться на торговлю с Россией. Однако предпринимать против японцев какие-либо меры силового воздействия без позволения правительства было неосмотрительно. Поэтому Резанов 18 июля направляет Александру I письмо, в котором пишет: «Я не думаю, чтобы Ваше Величество вменили мне в преступление, когда, имев теперь достойных сотрудников, каковы Хвостов и Давыдов, и с помощью которых, выстроив суда, пущусь на будущий год к берегам японским разорить на Матсмае селение их, вытеснив их с Сахалина и разнести по берегам страх, дабы, отняв между тем рыбные промыслы и лиша 200 000 человек пропитания, тем скорее принудить их к открытию с нами торга… Накажите меня как преступника, что, не дождав повеления, приступаю я к делу: но меня еще совесть более упрекать будет, ежели пропущу я понапрасну время… а особливо, когда вижу, что могу споспешествовать исполнению великих Вашего Императорского Величества намерений».
Лейтенант Н.А. Хвостов и мичман Г.И. Давыдов, о которых говорилось в письме императору, были на службе у Российско-Американской компании и находились в Петропавловской гавани на Камчатке. Вернувшись из Японии, Н.П. Резанов приказывает этим морским офицерам на фрегате «Юнона» и тендере «Авось» после соответствующей подготовки совершить плавание к берегам Сахалина и Курил. В задачу офицеров входило выяснить, действительно ли японцы, проникнув на эти острова, притесняют приведенных в русское подданство курильцев. В случае подтверждения этих сведений офицерам надлежало японцев «прогнать». Иными словами, речь шла о защите принадлежавших Российской империи территорий от незаконных действий японцев.
Во исполнение приказа Хвостов и Давыдов в 1806 — 1807 годах совершили экспедицию на Сахалин и Курилы. О результатах этой экспедиции сообщалось в одном из российских исследований:
«Сахалин. Хвостов и Давыдов посетили Южный Сахалин дважды — в 1806 и 1807 годах, где ими в заливе Анива было ликвидировано описанное Резановым японское поселение, сожжено два небольших судна и взято в плен несколько купцов из Мацумаэ. Кроме того, местному айнскому старшине Хвостов выдал грамоту о принятии жителей Сахалина в подданство России и под защиту русского императора. Одновременно Хвостов водрузил на берегу залива два русских флага (РАК и государственный) и высадил несколько матросов, которые основали поселение, просуществовавшее до 1847 года.
Курильские острова. Русские экспедиционные суда посетили Курилы в 1807 году. В ходе проведенного рейда было ликвидировано созданное японцами на о. Итуруп военное поселение, а также взят «приз» (т.е. захвачено японское судно) у побережья северного Хоккайдо — Мацумаэ.
Здесь же на южных Курилах Хвостов, по завершении экспедиции, в 1807 году отпустил взятых в плен японцев, за исключением двух, оставленных им в качестве переводчиков; вместе с отпущенными пленными Хвостов передал адресованное японским властям письмо, в котором он излагал причины, побудившие Россию предпринять военные действия».
Японские авторы изображают действия Хвостова и Давыдова, как неправомерные и даже разбойные. При этом они объясняются в первую очередь стремлением Резанова «отомстить» японцам за их отказ вступать с русским послом в переговоры. Такая оценка событий имеет в своей основе стремление затушевать тот факт, что российские офицеры выполняли приказ по изгнанию японцев с территорий, которые были задолго до описываемых событий включены в состав Российской империи. К тому же, как отмечалось выше, вооруженная акция должна была «сохранить лицо» России, не оставить без ответа нанесенное оскорбление. В Эдо это понимали.
Тем не менее, в современной японской историографии вся ответственность за происшедшее возлагается исключительно на российскую сторону. Утверждается, что русскими офицерами были совершены якобы ничем не спровоцированные бесчинства и произвол в отношении мирных японцев. Читаем: «Правительство России и в 1803 году снарядило в Японию миссию под началом Николая Петровича Резанова (1764−1807), но Резанов по прибытии в Нагасаки на полгода попал под строгий надзор. Ему отказали даже в приеме государственной грамоты и подарков. От такого непочтительного отношения подчиненный Резанову капитан Николай Александрович Хвостов пришел в ярость и стал в период с 1806 по 1807 год нападать на японские поселения и сторожевые посты на островах Сахалин, Итуруп и Рисири, поджигал дома, насиловал и грабил население. Этот инцидент отрезвил японцев, которые, уповая на закрытие страны, пребывали в благодушном настроении, и породил вполне определенное чувство страха перед Россией».
Попытки списать все на вспышку гнева русских офицеров не состоятельна — ведь экспедиция на Сахалин и Курилы была предпринята не сразу, под впечатлением момента, а на следующий год и имела вполне конкретные цели по устранению японцев с захваченной ими территории. Об этом же свидетельствует тот факт, что на Сахалине Хвостов установил на берегу залива Анива столб с российским флагом, а старшине находившегося там селения выдал серебряную медаль и грамоту, в которой было сказано: «Всякое другое приходящее судно, как Российское, так и иностранное, просим старшину сего признавать за Российского подданного».
В Петербурге, видимо, не разобравшись в подлинных намерениях Н.П. Резанова, сначала осудили поступки Хвостова и Давыдова и даже вознамерились привлечь их к ответственности. Однако у них нашлись защитники, которые усматривали в действиях двух российских офицеров не «разбой», а защиту российских интересов на Курильских островах и Сахалине. О том, с какими целями была предпринята экспедиция на «Юноне» и «Авось», Хвостов со всей определенностью сообщал японским властям. По завершении экспедиции он, отпустив пленных японских купцов, направил с ними образцы сукна, шерсти и других российских товаров, а также письмо губернатору Эдзо. В письме сообщалось: «Соседство России с Японией заставило желать дружеских связей и торговли к истинному благополучию подданных сей последней империи, для чего и было отправлено посольство в Нагасаки, но отказ оному, оскорбительный для России, и распространение торговли японцев по Курильским островам и Сахалину, яко владениям Российской Империи, принудило, наконец, сию державу употребить другие меры, которые покажут, что Россияне могут всегда чинить вред японской торговле до тех пор, как не будут извещены через жителей Урупа или Сахалина о желании торговать с ними. Россияне, причинив ныне столь малый вред Японской империи, хотели только показать им через то, что северные страны оной всегда могут быть вредимы от них… и что дальнейшее упрямство японского правительства может совсем лишить его сих земель».
Осуществленная, возможно, излишне жестким методами попытка отстоять права на обладание Россией Сахалином лишний раз обратила внимание Петербурга на необходимость оградить эту территорию от домогательств других стран, в первую очередь Японии. В августе 1808 года Александр I дал указание заселять остров русскими, «с тем, однако же, чтоб с находящимися на Сахалине жителями обходиться миролюбиво, не делая насилия, жестокостей и не разоряя их селений». На остров стали направляться группы русских переселенцев. Но не отказывались от своих замыслов в отношении Сахалина и власти Страны восходящего солнца. Наиболее известным эпизодом проникновения японцев на Сахалин является экспедиция с целью изучения острова, предпринятая Мамия Риндзо. Дело изучением не ограничилось — этот «путешественник» то ли самолично, то ли по указанию японских властей уничтожил поставленные Хвостовым на Сахалине российские столбы, что было открытой демонстрацией притязаний Японии на эту землю. В последующие годы японцы стали все чаще наведываться на южные Курилы, препятствуя русским вести там промысловую и хозяйственную деятельность. Одновременно собирались сведения об экономическом, политическом и военном положении России на Дальнем Востоке и в мире в целом.
Было очевидно, что наполеоновские войны в Европе, неизбежное вовлечение в них Российской империи не позволят Петербургу направлять для охраны своих окраинных восточных владений сколь-нибудь крупные силы. Это, безусловно, поощряло японское правительство на попытки дальнейшего вытеснения русских с Курильских островов. Не встречая должного отпора, японцы обосновывались на Кунашире и Итурупе с намерением превратить эти, а, возможно, и другие, более северные, острова Курильской гряды в колониальные владения.
Капитан В.М.Головнин
О том, что власти Мацумаэ полны решимости подчинить себе территории к северу от Хоккайдо, свидетельствовал сознательно организованный инцидент с пленением и длительным удержанием на японской территории капитана В.М. Головнина, который в июле 1811 года с группой моряков шлюпа «Диана» высадился на южном побережье острова Кунашир для пополнения запасов пресной воды и продовольствия. Целью экспедиции Головнина было научное описание «малоизвестных земель Восточного края Российской Империи», в том числе южных Курил. Сама формулировка свидетельствовала о том, что «Диана» направлялась на принадлежащие России территории, к каковым относился и Кунашир. Однако японцы, похоже, уже считали его своим.
Попытки русских сначала освободить Головнина пушечным огнем с «Дианы», а затем через год путем обмена на потерпевших кораблекрушение японцев не увенчались успехом. По замыслу японских властей, длительное удержание в плену посланного из Петербурга российского капитана, кроме всего прочего, должно было продемонстрировать миру «силу и доблесть» нации Ямато, не побоявшейся бросить вызов могущественному северному соседу. Инцидент с пленением В.М. Головнина правительство сёгуна намеревалось использовать и для того, чтобы вынудить российские власти принести официальные извинения за рейды Хвостова и Давыдова на Сахалин и Курилы. Извинений добиться не удалось, но японцы удовлетворились направленным иркутским губернатором наместнику сёгуна на о-ве Эдзо разъяснением о том, что эти офицеры предприняли свои действия без согласия на то российского правительства. Этого оказалось достаточным, чтобы освободить Головнина и других пленных, но к заметному улучшению отношения японцев к русским не привело. Более того, пример этого инцидента породил у японских властей представление о том, что Россия настолько заинтересована в торговле с Японией, что готова ради этого идти на дальнейшие уступки. Впоследствии правители Страны восходящего солнца не упускали это из вида и упорно добивались на переговорах от российских представителей удовлетворения своих требований.
*,** — примечания Владимир Чуйко