Гиляки Сахалина. Фото Власа Дорошевича (Архив В.Чуйко)
В жилище нивха Чурки в стойбище Аркво, что на берегу Татарского пролива было потрясающе грязно. По земляному полу ползали разные насекомые, валялись обрывки и обломки всяких вещей. У входа были две полки с грязнейшей посудой. На нарах валялись нерпичьи кожи, обрывки одежды, грязные постели, собачья шуба, мешки. Под жерди, поддерживающие кору крыши, были воткнуты палочки, на которых висели разные вещи, несколько ножей, какие-то бумажки… Внутри жилища были три нары – две продольные, идущие вдоль боковых стен, и одна поперечная – вдоль задней стены. В пространстве между нарами расположен квадратный очаг, состоящий из четырех толстых досок, внутри которых насыпан песок…
На нарах, плотно прижавшись друг к другу, сидела дюжина чумазых нивхских подростков. С открытыми ртами они внимательно слушали своего Учителя. С первого взгляда мальчику было едва ли больше лет, чем его ученикам. Звали подростка Индын.
Индын в переводе с нивхского языка означает – видящий. Возможно, так назвали мальчика, родившегося с открытыми глазами. Но, так или иначе, подтвердилась старая истина, что в имени заложена судьба. Он стал «видящим» значительно дальше своих соплеменников, хотя счастья это ему не принесло.
Как известно, первым всегда нелегко… В историю Сахалина золотыми буквами вписаны первопроходцы этих мест казаки И.Ю. Москвитин и В.Д. Поярков, мореплаватель Г.И. Невельской, ученые, среди которых особое место занимают Л.Я. Штернберг и Б.О. Пилсудский… Вклад этих замечательных людей в историю освоения островного края России был бы не столь внушителен без помощи со стороны коренного населения этих мест нивхов.
Задайте себе вопрос, кого вы можете назвать из числа людей, которым Сахалин являлся родиной с незапамятных времен? В лучшем случае вам на память придет имя легендарного проводника Амурской экспедиции Позвейна. В краеведческой литературе как-то не принято было упоминать проводников, переводчиков, сказителей, учителей из аборигенов…
Благодаря запискам, письмам, научным работам Б. Пилсудского, Л.Я. Штернберга, И.П. Ювачёва, некоторых других политических ссыльных сохранились для истории имена сахалинских нивхов, бывших у них учениками, информаторами, проводниками и просто добрыми товарищами. Это Чурка, Плетун, Канка, Чубук, Ниспайн, Кафкан, Ибелька, Юскун, Фарун, Овэн, Калка, Кочка, Конка, Часы и ряд других знакомых нивхов. Все они сделали что-то доброе, или для сахалинского музея, или для сбора лингвистического, фольклорного или этнографического материала, который изучается и сейчас, или оказали какую-либо помощь своим друзьям политическим ссыльным. И, конечно, все они заслуживают того, чтобы благодарная память о них сохранилась.
Гиляки в посту Александровском. Фото Влас Дорошевича (Архив В. Чуйко)
В этом ряду одно из самых достойных мест должен занять молодой нивх Индын, который ушёл из жизни в восемнадцать лет, но которому судьба уготовила роль первого учителя из своего народа. Сейчас уже трудно восстановить его биографию, нет элементарных данных о его рождении, семье и близких, детстве, отрочестве. Сохранились только отрывочные данные, которые позволяют увидеть основное.
К моменту счастливой встречи Индына в 1894 году с главным человеком в его жизни Брониславом Пилсудским, ему было около 10 лет от роду. Происходил он из нивхов Тымовской долины, проживавших недалеко от Рыковского (Кировского).
В 1894 г. Пилсудский предложил детям и молодым парням из нивхского стойбища научить их читать и писать. Откликнулся только один мальчик Индын, которому было около десяти лег. Он на долгие годы стал его самым преданным учеником. Были и другие желающие, но, освоив счёт до тысячи и подписывание своего имени, они перестали учиться. Индын же упорно занимался и вскоре уже читал и писал. Взрослые гиляки стали звать его «нашим писарем». Когда Индын прочно усвоил программу, Пилсудский в 1897 г. назначил его учителем других детей в Арково, пообещав Индыну платить за каждого ученика, обученного чтению и письму. «И комичны, — писал он, - и, вместе с тем, милы были посещения маленького, но серьёзного учителя, который приходил сетовать, что с одним занятия не идут правильно, так как он отрывается от них на целые дни работою, другой - сам ленится и т.д.» (Пилсудский Бронислав. «Дорогой Лев Яковлевич…».письма Л.Я.Штернбергу.1893-1917 гг. С. 200).
Пилсудский увидел стремление детей к учёбе, которое необходимо было поддерживать, выделяя необходимые средства для приобретения книг, бумаги, чернил и т.п. Что же касается способностей гиляков к учёбе, то подтверждалась мысль о том, что народы, стоящие на более низкой стадии, «дают гарантию дальнейшего развития».
Врожденное любопытство Индына, его тяга к знаниям, огромный багаж устного народного творчества, полученный от предков давали мальчику повод для поисков ответов на стоявшие перед ним вопросы.
Сохранилось интересное свидетельство английского путешественника и учёного Чарльза Хоуза о встрече с Индыном во Владивостоке. В своей книге «На восточной окраине» он писал: «У гиляков нет письменности, но есть легенда, объясняющая её отсутствие. Эту легенду мне рассказал молодой сахалинский гиляк по имени Индын. Русские дали юноше некоторые знания, а один политический ссыльный взял его с собой во Владивосток, где рассчитывал устроить в школу для получения полноценного образования. В этом городе мы и встретились. Вот эта легенда: «Однажды гиляк и китаец беседовали на берегу моря. Гиляк показывал китайцу свои книги и буквы. Тут налетел сильный ветер и унёс все бумажки с буквами, уцелели лишь пять. А когда гиляк повернулся к китайцу спиной, тот украл и эти остатки». (Хоуз Чарльз Генри. На восточной окраине. Отчёт о научных исследованиях среди коренных народностей и каторжников Сахалина и заметки о путешествиях в Корею, Сибирь и Маньчжурию. Южно-Сахалинск, 2003. С. 201–202).
Б.О. Пилсудский действительно не мог обойтись во Владивостоке без помощи своего юного помощника. Он принимает решение выписать Индына с Сахалина во Владивосток. Оплачивает его поступление и учебу в городском училище, куда мальчик был зачислен сразу в IV отделение (класс) в 1901 году. Городские училища относились к учебным заведениям для городского населения, преимущественно для бедных, и давали законченное общее элементарное образование. Их деятельность определялась положением 1872 г. Учились в них шесть лет, переходя из отделения в отделение. Учитель вёл свой класс все годы обучения. В учебный курс входили: Закон Божий, чтение, письмо, русский язык и церковно-славянское чтение, арифметика, география, история отечества, черчение, рисование, пение, гимнастика, сведения из физики и естественной истории.
Индын ответил своему Учителю благодарностью и любовью. Практически все статьи Пилсудского по обработке результатов его экспедиции к нивхам были написаны с помощью талантливого ученика.
В Хабаровском краевом краеведческом музее им. Н.И. Гродекова хранятся воспоминания Н.Н. Матвеева-Бодрого, который был свидетелем приезда Индына во Владивосток. «Это было в начале 900-х годов.., — отмечал он. — На пороге кухни появился гиляк — высокий, скуластый, желтолицый, в косичках. Прищуренными глазами, слегка улыбаясь, он посмотрел на нас, детишек, вообще любивших вертеться около маминого хвоста, особенно, когда мать, стоя у плиты, готовила или блины, или оладьи, или ещё что-нибудь вкусное. Гиляк поселился у нас. Вообще наш дом при отзывчивости отца и хлебосольстве матери был гостеприимным домом. Нахлебники, квартиранты, гости, родственники, друзья и приятели отца, прислуга, случайно попавшие люди — для всех «был готов и стол, и дом». Двери к нам всегда были широко открыты... А вот Индын нас заинтерсовал особенно. Мы впервые, в такой близости, видели природного сахалинца. Заинтересовал он нас своими косичками, синим, цвета дабы, костюмом, может быть сапогами из звериной шкуры, тем, что он гиляк, а не манза (как обычно мы называли китайцев, которых в крае было очень много), гиляки же во Владивостоке не были частыми гостями. Впоследствии я узнал трагедию этого «пасынка природы», как назвал Индына отец в своем стихотворении, посвященном Брониславу Осиповичу Пилсудскому» (Научный архив Хабаровского краев. музея им. Н.И.Гродекова..Ф.10.Оп.1.Д.274.Л.1,2.)
После уроков оставалось не так много времени, чтобы поработать с текстами Пилсудского. В следующем письме были снова строки об Индыне: «...Индын стал жаловаться, что у него много уроков, и не хотел ему мешать. Он, пожалуй, перейдёт в V отделение городского училища. После экзаменов и до моего отъезда буду с ним заниматься над текстами». Однако учиться в «V отделении» (5-м классе) Индыну не пришлось, его ожидал непредвиденный поворот в судьбе.
От учебы во Владивостоке Индын и Пилсудский ждали многого. Мальчик должен был стать первым дипломированным учителем среди нивхов. И он рвался на Сахалин нести свои знания своему народу. Вот только встреча с большим городом для «пасынка природы» обернулась болезнью…
Айны разных возрастов. Фото Влас Дорошевич (Архив В. Чуйко)
Пилсудскому принадлежит идея передвижной школы для обучения айну на юге Сахалина. Одна из первых образовалась школа в Сиянцах (г. Долинск). И, конечно, первым поехал учительствовать Индын.
Индын вёл занятия в айнской школе грамотности школе в Сиянцах с 10 ноября 1902 г. до конца февраля 1903 г. Он был опорой Б.О. Пилсудского во всех педагогических начинаниях, но начавшаяся ещё во Владивостоке, а возможно и на Сахалине, болезнь быстро приблизила трагическую развязку. В письме к Льву Штернбергу, Бронислав Пилсудский сообщал: «Индын сильно заболел, пришлось уложить его в больницу с 28 февраля и там на днях умер от скоротечной чахотки, которая началась у него ещё во Владивостоке. Мне очень жаль его, хотя родные б.м. и не очень будут жалеть его. По крайней мере, он к ним вовсе не тяготел» (Пилсудский Бронислав. «Дорогой Лев Яковлевич …». С. 200).
В отчёте Пилсудский уточняет, что смерть Индына наступила в больнице в начале апреля. Окружная больница была в посту Корсаковском в восьмидесяти километрах от Сиянцев (ныне г. Долинск). В ней, по-видимому, скончался Индын и похоронен был там же в посту Корсаковском, где сейчас много безвестных могил сровнялись с землёй, а слабая память новых поколений ничего не сохранила о них для потомков. Трудно смириться с этим, память о юноше – учителе айнов должна жить так же как живёт она сейчас о его наставнике и старшем друге.
Долгое время памяти о необычной судьбе Индына способствовало сейчас уже малоизвестное стихотворение друга Б. О. Пилсудского Н.П. Матвеева «Эндын». В 1915 г. он выпустил во Владивостоке сборник стихотворений под псевдонимом Николай Амурский. Книга давно стала библиографической редкостью, её нет даже в библиотеках Владивостока. Но стихотворение изредка появляется в разных изданиях, в 2000 г. оно появилось даже в переводе на польском языке.
Принято считать, что стихотворение является биографичным, однако при внимательном чтении становится ясным, что это не совсем так. Н.П. Матвеев хорошо знал все перипетии жизни своего друга Бронислава Пилсудского и Индын стал прототипом литературного Эндына.
Само же стихотворение Н.П. Матвеев посвятил Б.О. Пилсудскому. Несмотря на его слабые литературные достоинства, до сих пор это единственный поэтический памятник другу и воспитаннику Пилсудского.
Бронислав Пилсудский всегда помнил своего ученика и воспитанника Индына. И работая с нивхскими текстами, и возвращаясь в воспоминаниях к своей жизни на Сахалине, юноша с трагической судьбой всегда был у него перед глазами. В 1910 г. Л.Я. Штернберг уже признанным учёным снова побывал на Дальнем Востоке и Сахалине по командировке Русского Комитета по изучению Восточной и Средней Азии. В письме к Штернбергу Пилсудский спрашивал: «Что с нашими гиляками? Хотел бы написать Кафкану, который не забыл то, чему учился у меня и Индына, видели ли Вы его?» (Пилсудский Бронислав. «Дорогой Лев Яковлевич…». С. 266.)
В советское время при Ленинградском университете был создан факультет народов Севера, где выучились уже сотни представителей малочисленного народа нивхов. Среди них известные писатели, ученые, врачи и педагоги. Индын об этом мечтал.
Григорий Смекалов, г. Александровск-Сахалинский
Вместо P.S.
ПАСЫНОК ПРИРОДЫ
(Посвящается Б. О. Пилсудскому.)
Заброшен на остров суровый
Забыл он оковы свои,
Он страстною жаждой томился
Отдать себя делу любви.
И долго упорно искал он,
Средь грубых и пошлых людей
Работы для чуткого сердца…
Лишь в стане нашёл дикарей.
В их юртах убогих и дымных
Он долго скитался средь них,
Средь пасынков бедных природы
Нашёл он друзей и родных.
Как девы возлюбленной ласки
Любил он своих дикарей
Их детски наивные сказки
Про старых людей, про зверей
За ласки его привязался
К учителю мальчик один
И следом повсюду скитался
За ним его верный Эндын.
____ _____
Но вот и суровые годы
Невольного плена прошли…
И долгожеланной свободы
Отрадную весть принесли…
И стана дикарского житель,
С душей пробужденной для грез,
Их милый и друг, и учитель
Уходит средь стонов и слёз,
И в город он едет далёкий,
Где много есть белых людей,
Оставит он их одиноких
Забытых судьбой дикарей…
Но вместе и юношу сына,
Из бедной гилякской семьи
Берёт он с собою Эндына
Для дела высокой любви.
____ ____
Он жил благородной мечтою,
Что светоч науки святой
Зажжет он своею рукой
В груди дикаря молодой…
Промчатся немногие годы
Он явится снова средь них,
У пасынков бедной природы
Учителем будет родных…
____ ____
Но были напрасны мечтанья
Страдал он, дикарь молодой,
Он жаждал с родными свиданья
Томился по юрте родной…
Напрасно родимою сказкой
Учитель его забавлял,
Напрасно и нежною лаской,
Как сына родного ласкал…
_____ _____
Все в горы, поля и долины
Он рвался отчизны своей,
Но в землю далекой чужбины
Опущен дикарь молодой,
Казалось на веки лишился
Что было родного, всего
И долго, и тяжко томился
Душою учитель его…
И в странах высокой культуры,
Где блещет немеркнущий день,
Убогого сына натуры
Пред ним появляется тень
И мучится сердце виденьем
И он упрекает себя:
Увлекшись безумным стремленьем
Его погубил он любя…
И грустно за прошлые грёзы,
За сердца порыв своего,
И слезы, и горькие слезы
Блестят на глазах у него…