Глава Минвостокразвития Алексей Чекунков рассказал РБК, как планируется увеличить население Дальнего Востока на 2 млн человек, когда Владивосток может стать миллионником и почему регион подходит для крупных климатических проектов
— 2 сентября во Владивостоке начинается Восточный экономический форум. Не считаете мероприятие рискованным, с учетом того что пандемия продолжается и в России по-прежнему высокие показатели заболеваемости и смертности?
— У нас уже есть опыт проведения крупного мероприятия — Санкт-Петербургского международного экономического форума. При подготовке к ВЭФу был учтен весь этот опыт, и Роспотребнадзор дал серьезные установки по тому, как будут допускаться персонал и участники форума, — это обязательное тестирование в аккредитованных центрах и рекомендованная вакцинация. Кроме того, соблюдение социальной дистанции между участниками.
Пандемия с нами уже полтора года, и, к сожалению, похоже, это не быстро проходящая история. Скорее всего, в следующем году будет переломный момент, когда уровень вакцинации достигнет пороговых значений и коллективный иммунитет будет существенно замедлять распространение вируса. Мы должны продолжать развивать экономику и международные отношения даже с учетом всех этих особенностей.
— Вы сами недавно переболели коронавирусом. Были ли привиты? Как перенесли болезнь?
— Я слышал от профессора Константина Северинова из «Сколтеха», что самый надежный щит от коронавируса может дать двойное мероприятие — вакцинация и последующая перенесенная болезнь в легкой форме. Я вакцинировался «Спутником V» в числе самых первых волонтеров в 2020 году, на протяжении целого года вакцина меня надежно защищала. Но, к сожалению, я вовремя не ревакцинировался, и примерно месяц назад меня зацепило. Слава богу, все прошло в сравнительно легкой форме, я полностью восстановился и сейчас, надеюсь, располагаю той самой двойной защитой.
— Одна из основных тем ВЭФа — партнерство против пандемии. Обсуждается ли запуск в Дальневосточном федеральном округе международных медицинских проектов, учитывая близость к Японии, Китаю и другим крупным азиатским странам?
— Обсуждается — и давно. Было поручение президента о создании международного медицинского кластера. Я в предыдущей роли руководителя Фонда развития Дальнего Востока активно занимался проработкой потенциальных проектов в сфере международного медицинского туризма. Очень большая предпринимательская возможность заключается в развитии медицины на Дальнем Востоке как бизнеса на экспорт, чтобы к нам массово приезжали иностранные гости, лечились и проходили реабилитацию. У нас есть естественные природные плюсы — экологичность и солнечность (мало кто знает, что юг Дальнего Востока — самые солнечные регионы России), чистая вода и свежие морепродукты. Мы такие переговоры вели с коллегами из Кореи, Японии и КНР. Я уверен, что по прохождении пандемии интерес иностранных инвесторов конвертируется уже в конкретные бизнес-проекты. К слову, один из первых резидентов инновационного научно-технологического центра на острове Русский — швейцарская клиника в области криомедицины (замораживание клеток).
— Пока, наверное, речь может идти не про экспорт медицинских услуг, а про импорт. Хватает ли на Дальнем Востоке и в Арктике российских вакцин или нужно закупить, например, китайскую?
— Безусловно, вакцин хватает. При наличии трех мощнейших вакцин российского производства, которые по всем клиническим данным обходят по эффективности зарубежные аналоги, у нас точно нет необходимости пользоваться иностранными вакцинами. Сегодня у нас вакцинированы 1,7 млн человек, это примерно 44% от всего количества людей, которых необходимо вакцинировать. Темпы нарастают, и к концу первого квартала 2022 года я ожидаю, что плановая вакцинация населения Дальневосточного федерального округа будет реализована — будет достигнут уровень вакцинации 60% взрослого населения, или 3,6 млн человек.
— Какие задачи перед вами поставил вице-премьер и полпред президента на Дальнем Востоке Юрий Трутнев при назначении главой Минвостокразвития?
— Юрий Петрович поставил две задачи — ускорение экономического роста и повышение качества жизни людей. Работая в ФРДВ, я больше касался экономического роста. Но в роли руководителя министерства социальные вопросы автоматически выходят на первый план. Все, что мы делаем в экономике, подчинено этой задаче — как это скажется на жизни каждого конкретного человека. Мы даже ввели для себя такой аналитический коэффициент, как ЧЧР — человеко-часы-радости.
— В 2020 году инвестиции в основной капитал в ДФО сократились на 12,6% против снижения на 2,4% в среднем по России. С чем связано столь сильное падение?
— Это эффект высокой базы [в 2019 году]. На Дальнем Востоке реализовались крупнейшие проекты, такие как строительство газопровода «Сила Сибири», разработка Чаяндинского месторождения в Якутии и проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2». До 2020 года 40% инвестиций в основной капитал ДФО приходилось на два субъекта — Сахалинскую область и Якутию. До 2019 года включительно Дальневосточный федеральный округ существенно обгонял Российскую Федерацию по среднему темпу инвестиций в основной капитал. В 2020 году так совпало, что случилась пандемия, завершились строительство «Силы Сибири» и активная фаза ввода в строй Чаянды. В итоге доля инвестиций в Якутии и на Сахалине снизилась до 28%. А другие регионы показали рост инвестиций. Например, у нас чемпионы Камчатка, Забайкалье и Хабаровский край, где инвестиции выросли более чем на 20%. В целом за прошлый год прямые инвестиции в капитальное строительство составили 1,5 трлн руб.
Сейчас на Дальнем Востоке начата реализация инвестиционных проектов, которые не реализовывались десятилетиями. Например, в 2018 году началась разработка на Удоканском месторождении [меди], которое было открыто в 1949 году и является ровесником КНР. Это крупные инвестиции, которые отражаются на экономическом росте Забайкальского края. Начинается реализация Баимского месторождения [меди] на Чукотке и [золото-медно-порфирового месторождения] Малмыжа в Хабаровском крае, а также Озерного месторождения [цинка и свинца] в Бурятии. [В Приморье] идет строительство судоверфи «Звезда», а [РЖД реализуют] такой эпохальный проект, как расширение Восточного полигона, который весит уже более 1 трлн руб. Ну и, конечно, газохимический комплекс в Амурской области подхватывает эстафету от проекта по транспортировке природного газа из Восточной Сибири («Сила Сибири») и «приземляет» переработку газа уже на территорию Дальнего Востока на границе с КНР.
— Есть ли шансы к 2025 году суммарно увеличить население ДФО на 0,5 млн, до 8,6 млн человек, как предусмотрено концепцией демографической политики Дальнего Востока?
— Это зависит от количества ресурсов, которые могут быть брошены на эту задачу. Для ДФО крайне непросто прирасти на 0,5 млн человек за четыре года, если следовать тем трендам, которые есть сегодня. Но есть направления, по которым Дальнему Востоку нужны новые жители. В первую очередь это все, что связано со сферой новых производств, которые создаются в преференциальных режимах. Уже открыто более 2,6 тыс. новых предприятий. Каждую неделю у нас в среднем открывается с десяток новых предприятий — в них начинают инвестировать или уже вводят в эксплуатацию.
Общий спрос на рабочие руки и специалистов самого широкого диапазона профессий приведет к тому, что на Дальнем Востоке будут расти зарплаты как в компаниях, так и в бюджетной сфере. Дальний Восток должен, как в советское время, стать местом, которое привлекает романтикой и рублями. По романтике он нисколько не сдал, и, наоборот, появились новые возможности, связанные с близостью к Азиатско-Тихоокеанскому региону. Но с учетом удаленности от центра и подчас более высоких цен, чем в европейской части России, дальневосточники, конечно, должны больше зарабатывать. Сейчас по поручению президента мы проводим актуализацию национальной демографической концепции с учетом того пакета мер поддержки и ресурсов, которые нам удастся проинвестировать, чтобы на Дальний Восток люди прибывали, а не уезжали.
— Сколько нужно денег, чтобы реализовать эти планы?
— Есть возможность привлечь до 2 млн человек на горизонте 15 лет, но тогда потребуется построить более 60 млн кв. м жилой недвижимости и создать новую среду для жизни. Сегодня мы строим 2,5 млн кв. м нового жилья [в год]. Запустить маховик такого расширения возможно, но этот инвестиционный проект стоил бы порядка 8 трлн руб. Это агрегированная стоимость.
По нашим расчетам, такой инвестиционный проект был бы выгоден и для государства, и для бизнеса. Новые жители создают новые налоги и новую экономику. Привлекать новых жителей имеет смысл при условии, что они будут генерировать больше ВРП (валового регионального продукта), чем среднестатистический россиянин. Новым высокотехнологичным предприятиям, которые создаются на Дальнем Востоке, как раз нужны люди с уровнем компетенций выше среднего и производительностью труда примерно в полтора раза больше, чем по России.
Такой проект окупился бы на горизонте одного поколения, то есть примерно через 25 лет эти деньги вернулись бы инвестору — будь то бюджет или средства, привлеченные на рынке ценных бумаг. Мы разработали модель заселения Дальнего Востока, но пока как экспертную оценку. Сейчас в правительстве нет «заселенческой» концепции. Такой проект довольно сложно обсуждать при нынешних бюджетных ограничениях, и нет смысла его форсировать. Возможно, этот расчет реализуется, но не в таком концентрированном виде. Я убежден, что за одно-два поколения Дальний Восток просто обязан среагировать на тот экономический массив, который у нас сформировался прямо через границу. Спрос на товары, услуги, включая медицинский туризм и обычный туризм, который формируют страны Азиатско-Тихоокеанского региона, обязательно вытащит предложение. Думаю, при нашей с вами жизни мы увидим население Дальнего Востока более чем 10 млн человек.
— Глава Минобороны Сергей Шойгу недавно выступил с предложением построить в Сибири пять городов-миллионников и выразил сожаление, что сейчас не строят гигантских объектов вроде Саяно-Шушенской ГЭС. Как вы считаете, для Дальнего Востока уже прошло время мегапроектов? Или вы готовы рассматривать дорогие, но прорывные идеи?
— Мы должны думать большими проектами для того, чтобы удержать лидерство в технологической сфере. На Дальнем Востоке сейчас реализуется несколько крупных проектов. Например, заводы [«Газпрома» и «Сибура»] по переработке газа в Амурской области стоят $20 млрд. Они трансформируют модель, которая существовала еще с советского времени и, честно говоря, до сих пор в некоторой степени кормит всю нашу страну, — экспорт по трубопроводу углеводородов с конвертацией в бюджетные доходы. Теперь мы создаем промышленность, которая дает гораздо больше добавленной стоимости на тех же ресурсах.
Есть еще более масштабные проекты, которые сейчас оцениваются инвесторами. Недавно компания «Н2 Чистая энергетика», принадлежащая гендиректору «Полюса» Павлу Грачеву, анонсировала начало инвестиционной оценки проекта строительства приливной электростанции на Пенжинской губе [на Камчатке]. Я касался этого проекта еще в начале своей работы в Фонде развития Дальнего Востока и был впечатлен потенциалом создания генерирующего объекта мощностью 100 ГВт. Сейчас нет систем, которые могли бы экспортировать такой объем электроэнергии, и капитальные затраты объемом $200 млрд сравнимы с космической программой СССР. Но развитие технологий, вполне возможно, снизит себестоимость производства до уровня, когда это станет рентабельно.
Ну и очевидно, исходя из миссии нашего министерства, для нас первоочередной задачей является создание новой среды для жизни людей на Дальнем Востоке. Сибирский федеральный округ и так неплохо развивается — там есть крупные города, научные и промышленные центры. А вот Владивосток должен стать третьим самым привлекательным городом в России по всем параметрам после Москвы и Санкт-Петербурга. У него для этого все есть. На сегодня де-юре муниципалитет Владивостока насчитывает всего 600 тыс. человек, хотя фактически там проживают больше. Если объединить Владивосток с Артемом, построить там новый город-спутник и привлечь еще порядка 300 тыс. человек в эту агломерацию, у нас появится первый город-миллионник на Дальнем Востоке. Мы всерьез просчитываем бизнес-модель создания такого города-спутника, который мог бы и называться Спутником. Это слово, известное во всем мире как момент высочайшего триумфа советской науки, связано с запуском первого искусственного спутника Земли в октябре 1957 года. В английском языке даже есть такое выражение Sputnik moment — это именно то, что нам сейчас нужно.
— В конце июня президент Владимир Путин предложил перенести в Сибирь штаб-квартиры крупных компаний, которые там работают. Насколько реально, что и на Дальний Восток переведут центральные офисы несколько так называемых национальных чемпионов?
— Надеюсь, что, когда первый чемпион переедет и достигнет прорывных успехов в работе на азиатском направлении, за ним последуют и другие. У нас по-прежнему чрезмерная централизация экономики в Москве и Петербурге, в этом заключается несбалансированность российской экономики. Этим мы сильно отличаемся от многих других развитых стран. Например, в Тулузе и Сиэтле расположены штаб-квартиры Airbus и Boeing, хотя их население сопоставимо с нашими дальневосточными городами.
Переезд штаб-квартир крупных компаний был бы полезен для развития городов Дальнего Востока. Наша задача — сделать эти места привлекательными для людей. В общении с дальневосточниками я вывел формулу 3Д: дом, достоинство и достаток. Под домом я имею в виду именно индивидуальный дом для семьи. Зачем, находясь на самой большой территории России с самой красивой природой, с такими эпическими реками, как Амур и Лена, с Тихим океаном, людям селиться в сотах, в многоквартирных домах? Мне кажется это странным и противоестественным. В идеале вообще иметь деревянные дома, которые дают совершенно другое качество жизни. Под достоинством я подразумеваю миссию. В советское время был эмоциональный заряд у людей, которые ехали на восток и на север, например строить БАМ. Из-за стремительности рыночных реформ мы, как нация, провалили немножко чувство миссии. Но я очень рад видеть его у нового поколения, у молодых ребят, которых встречаю. Чем больше у нас будут людей с миссией сделать что-то лучше всех в мире, тем более наполненным будет развитие Дальнего Востока. Но мы живем в материальном мире, и средний достаток должен быть существенно выше прожиточного минимума у гораздо большего количества людей, чтобы они могли не только удовлетворять базовые потребности, но и иметь достойный уровень жизни.
— Почему Дальний Восток, где сосредоточено около половины всех природных ресурсов России — алмазов, леса, золота, нефти и газа, на порядок отстает по уровню жизни от других регионов?
— Богатства наших недр — это федеральная собственность. По российскому законодательству налоговые доходы от извлечения недр концентрируются в федеральном бюджете, потом перераспределяются по выравнивающей методике среди всех 85 регионов. Поэтому действительно не всегда есть прямая зависимость доходов от недропользования и качества жизни в соответствующих регионах. Методика распределения налогов по стране усреднена, в этом, наверное, была логика, когда она создавалась в начале 2000-х годов. Но тогда Российская Федерация была менее благополучным с финансовой точки зрения государством. Сейчас мы считаем, что бюджет Дальневосточного федерального округа недополучает федеральной поддержки и без нее не может выполнять обязательства перед людьми. Мы, как министерство, ведем последовательную работу, чтобы достичь сбалансированности бюджета, и называем это работой над бюджетной справедливостью.
Исторически Дальний Восток был заставой и транзитным пунктом, приоритет освоения этих территорий не был экономическим. Сейчас ситуация поменялась, и у ДФО, самого близкого и интегрированного в Азиатско-Тихоокеанский регион, впервые появилась самостоятельная экономическая логика. Там разведано большое количество недр, но не вовлечено в экономический оборот. Например, в Забайкалье и Бурятии — более трети российской меди, 10% российского золота, 50% урана, более 50% молибдена. У нас есть на эту тему своя стратегия укоренного освоения ранее разведанных месторождений полезных ископаемых. У нас 0,5 млрд га леса. Этот лес впервые становится не только древесиной, но и климатическим активом, из которого можно получать так называемые карбоновые углеродные единицы. Эти новые возможности позволяют создать на Дальнем Востоке новые бизнесы и заработать экспортную выручку.
— В чем смысл деления ДФО на четыре экономические зоны? Какие KPI у каждой из них?
— Это не является административным делением. Логика разделения регионов ДФО на четыре макротерритории — Забайкальская территория (включает Бурятию и Забайкалье), Приграничная (Амурская область, Еврейская автономная область, Хабаровский край и Приморье), Северная (Якутия, Магадан и Чукотка) и Островная (Сахалин и полуостров Камчатка) — связана с экономическим анализом и разработкой инструментов социально-экономического развития, подходящих для каждой из них, чтобы они росли не менее чем на 8% в год.
Например, регионы Приграничной территории, где живет половина населения Дальневосточного федерального округа (4 млн человек), соседствуют с очень густонаселенной Азией — там вплотную через границу живет более 50 млн человек. Среди основных приоритетов развития — все, что связано с логистикой (там много портов), туризм и агрокомплекс, который нужно нацеливать на экспорт в страны АТР. А на Забайкальской территории помимо добычи полезных ископаемых и туризма — специфический потенциал в сторону развития пастбищного хозяйства. В советское время на этой макротерритории было поголовье в 5 млн овец, которые снабжали громадную текстильную промышленность. Сейчас мы видим там очаги возрождения этого производства, причем именно межрегиональных коопераций. Естественные шерстяные ткани из тонкого сукна — это продукт люкс, по своим потребительским качествам они ничем не хуже, чем лучшая шотландская или новозеландская шерсть.
— Каждая из четырех территорий должна расти на 8% в год?
— Да, чтобы в сумме ДФО рос не менее чем на 8% в год, тогда у нас будет происходить динамичный рост экономики. Надеюсь, что в течение трех-четырех лет мы реализуем необходимые мероприятия и сможем показать такие темпы роста. Мы сейчас активнейшим образом работаем над привлечением инвестиций.
— В некоторых регионах ДФО и Арктики строительство жилья идет низкими темпами, где-то оно приостановилось после введения эскроу-счетов. Испытывает ли округ в целом проблемы с реализацией таких проектов?
— Согласно указу президента, мы должны увеличить ввод жилья к 2024 году в 1,6 раза, до 3,3 млн кв. м. Состояние стройкомплекса Дальнего Востока делает эту задачу крайне сложной, но выполнимой, если мы будем создавать инфраструктуру для застройщиков опережающими темпами. Сегодня они выходят только в самые лакомые ниши рынка. Например, туда, где программа дальневосточной ипотеки создала больше спроса, чем есть предложения, и цены пошли вверх. Это рыночный сигнал, на который отреагировал такой крупный федеральный застройщик, как группа ПИК. Она уже реализует проекты на Сахалине и во Владивостоке и присматривается к другим столицам Дальнего Востока. В Магаданской области регион самостоятельно реализует проект «Гороховое поле» почти на 300 тыс. кв. м, привлекая местных застройщиков.
— Кроме ПИК ждете кого-то еще из федеральных застройщиков на Дальнем Востоке?
— Мы концентрируемся на работе с регионами по выявлению самых перспективных мест в крупных городах, на подготовке перспективных площадок с подведением инфраструктуры и на адаптации стандартов Минстроя под дальневосточные условия. Зачастую девелоперы, реализовывавшие проекты точечной застройки, ставили во главу угла краткосрочную прибыльность, а не качество жизни. Люди на безрыбье вынуждены были покупать дорогое жилье, которое не в полной мере соответствует современным представлениям о том, каким должен быть качественный квартал. Владивосток застроен «свечками на сопках» — 20-этажными зданиями, которые при очень высокой ветровой нагрузке раскачиваются, как мачты на каравеллах. Объективно это не очень комфортно и портит облик нашей тихоокеанской жемчужины. На Дальнем Востоке есть земля, не надо там строить небоскребы.
Проект «Дальневосточный квартал» призван решить эту проблему. Будем стимулировать создание массовых кварталов жилой застройки (от 50 тыс. кв. м) в соответствии с единым архитектурным стилем, этажностью не более семи—девяти этажей, благоустроенными территориями, стандартами по парковым зонам, детским площадкам и парковочным местам. Далее мы накрываем эти площадки режимом территории опережающего развития, которые дадут налоговые льготы для застройщиков, и выставляем на открытый аукцион. Тот застройщик, который предложит наименьшую цену для жителей, получит от нас возможность работать на площадке. Таким образом, мы конвертируем льготы в более низкую цену на жилье. На сегодня у нас в работе восемь таких площадок. Оценочный объем недвижимости, который на них может быть создан, — более 2 млн кв. м, частные инвестиции — под 200 млрд руб.
— Какие еще федеральные компании могут появиться на Дальнем Востоке?
— Я считаю, что на Дальнем Востоке есть куда стремиться ретейлу, так как нет больших федеральных сетей. Я недавно позвонил руководителям нашей большой тройки ретейловых компаний («Магнит», Х5 Group и «Лента». — РБК) и спросил, что нужно от государства, чтобы они пришли и максимально быстро развернули сеть. Это позволило бы повысить эффективность логистики и довести качество сервиса до уровня, к которому мы уже привыкли в европейской части страны, а также снизило бы цены [на продукты] для жителей. Все трое с большим энтузиазмом отнеслись к идее. У нас уже созданы для этого рабочие группы, пусть победит сильнейший или, может быть, несколько [сетей придет на Дальний Восток].
— Ранее вы рассказывали, что при приеме на работу в ФРДВ в 2013 году Трутнев спрашивал вас, как побороть коррупцию. Как решить эту проблему на Дальнем Востоке в целом?
— Проблема коррупции — из 1990-х годов, когда все правила рухнули и новых еще не возникло. К сожалению, мы все знаем громкие случаи, такие как аресты высшего должностного лица Сахалина [Александра Хорошавина за получение взяток более чем на 500 млн руб.]. Но с тех пор сменилось поколение руководителей. За семь лет работы [на Дальнем Востоке] я не сталкивался с неэтичными людьми. Я знаком со всеми руководителями регионов и мэрами многих городов. Например, [и.о. губернатора Камчатского края] Володя Солодов, которого я знаю с начала своей работы по ФРДВ, он кандидат наук, десять лет преподавал в МГУ, светлейший человек. Или [губернатор Сахалинской области] Валерий Игоревич Лимаренко, который по всему миру строил атомные электростанции. Это люди совершенно новой формации, у которых есть миссия. Они служат.
Иногда человеку, который распоряжается государственным имуществом, нужно делать выбор — соблюсти букву закона или у него поселок замерзнет из-за того, что вовремя не подвезли уголь в котельную. И это никак не связано с коррупцией. В таких случаях многие государственные люди вынуждены делать то, что должно, надеясь, что «будь, что будет». Потом им приходится держать очень сложный ответ у проверяющих — например, оказывается, что по букве закона они промахнулись против какой-то нормы, а у нас в России очень жестокий корпус права и правоприменения. Но появилось новое поколение, в том числе и правоохранителей, они часто приходят с решением совместных задач, понимая, что в итоге мы все работаем на общее дело — повышение качества жизни людей и решение их проблем. Наивно говорить, что в России больше нет коррупции. Но сейчас это не является главной и самой сложной проблемой, которая стоит перед нами.
— Пандемия и закрытие границ привели к росту внутреннего туризма. В регионах Дальнего Востока это увидели?
— Согласно данным Росстата, в 2019 году к нам приехали 3,4 млн туристов. В 2020-м был провал из-за пандемии — падение более чем на 20%. В этом году посещение Курильских островов — Итуруп, Шикотан и Кунашир (Южные Курилы) — удвоилось. Прирост в Амурской области 20%, на Камчатке — 17%. Я вижу неподдельный интерес инвесторов к тому, что Дальний Восток может стать круглогодичным туристическим направлением и для россиян, и для жителей зарубежных стран. В первую очередь это такие масштабные проекты, как создание парка «Три вулкана» на Камчатке, который реализует группа «Роза Хутор» (строила курорт в Сочи), проекты развития Курильских островов, например «Итуруп Резорт». Президент и председатель правительства в ходе своей последней поездки на Дальний Восток объявили о новых налоговых льготах [на Курильских островах]. Очень надеюсь, что в том числе благодаря этим льготам там будут реализованы туристические проекты.
— В России началась ускоренная газификация регионов. Кто будет газифицировать Камчатку и другие регионы ДФО?
— На сегодня принято решение, что оператором газификации Камчатки должен быть «Газпром». Поскольку материкового газа недостаточно, в настоящий момент они просчитывают два варианта — доразведать углеводородный потенциал Камчатского полуострова, включая шельф, либо привозить СПГ. Если в итоге будет выбран второй вариант, необходимо будет субсидировать поставки, потому что мы не можем довести цены на газ в социальной сфере до рыночной цены СПГ.
На Дальнем Востоке у «Газпрома» большие добывающие и газотранспортные мощности. Компания готова на себя взять даже такие сложные задачи, как газификация Забайкалья. Когда «Сила Сибири» будет полностью задействована, мы, как федеральный орган исполнительной власти, будем настаивать на том, чтобы к сугубо экономическим соображениями добавлялись социальные [по этому газопроводу газ доставлялся и в регионы ДФО], а правительство будет предлагать компенсационные меры «Газпрому». Иначе будет крайне странно видеть, как по кромке Забайкалья проходит «Сила Сибири», по которой идет 36 млрд куб. м газа в Китай, а Чита должна задыхаться от угольной пыли, не получая газ. Конечно, нужно бросать ветку [от этого газопровода] и газифицировать Забайкалье.
— Якутская топливная энергетическая компания (ЯТЭК) объявила о планах строительства СПГ-завода в Хабаровском крае вместе с газопроводом из Якутии длиной 1300 км. Эта компания уже обращалась к вам за господдержкой? Как оцениваете шансы ЯТЭК получить лицензию на экспорт СПГ?
— Думаю, что самое простое в этом проекте — это лицензия на экспорт СПГ. Даже сейчас экспорт возможен любым независимым производителем при условии работы через «Газпром экспорт», хотя для такого масштабного проекта, который планирует реализовать ЯТЭК, могут быть приняты более системные решения. Нам импонирует смелый подход группы «А-Проперти», которая предлагает амбициозные способы монетизации газа ЯТЭК и строительство газопровода, сопоставимого с «Силой Сибири», чтобы вытащить переработку на берег Охотского моря и получить короткое плечо по морю до конечных рынков АТР. Такой проект будет экономически оправдан при условии правильного выбора конечных продуктов.
У меня аналогичное отношение к проекту [«А-Проперти»] по строительству так называемого нового БАМа [от Эльгинского месторождения в Якутии до берега Охотского моря]. Там нужно будет создавать новые поселки, потому что железную дорогу должны обслуживать люди. Но эта дорога поможет решить проблему тех ограничений, которые мы сегодня видим на БАМе и Транссибе. Предельные цифры по пропускной способности Восточного полигона к 2030 году — 210 млн т. Этого объема может не хватить — мы не вывезем все, что производит Сибирь [и Дальний Восток], если у нас не будет диверсифицированных экспортных путей на востоке. Уже сейчас возникают пробки на железной дороге из-за узких мест, связанных с тоннелями, и не только. Третья ветка БАМа, как в свое время Транссиб и БАМ, может быть построена волевым решением, но на этот раз частной компанией. Это можно будет считать эпохальным достижением для экономики России, когда частный бизнес в состоянии принимать масштабные инвестиционные решения, которые раньше ассоциировались только с государством.
— Владелец Эльгинского месторождения «А-Проперти» обратился в РЖД с просьбой предоставить приоритетный доступ к БАМу на пять лет, на время строительства новой железной дороги. Это реализуемо?
— У проектов в западной части России есть альтернативные маршруты, и их собственники стараются максимизировать прибыль, направляя грузы на Дальний Восток, а не в Новороссийск [или другие порты на юге или западе]. Но странно, когда грузы с востока страны, у которых нет такой альтернативы, стоят, а с запада едут. От дальневосточных проектов зависит [благополучие] сотен тысяч людей и целых городов, поэтому мы боремся за наших грузоотправителей на всех площадках, чтобы они получили недискриминационный доступ к инфраструктуре естественных монополий.
— К 2024 году грузопоток по Северному морскому пути (СМП) должен вырасти в 2,5 раза, до 80 млн т. Можно ли выполнить этот план с учетом того, что не подтвердились ранее заявленные объемы «Востокугля»?
— Регулирующими проектами для этой цели являются проекты «Восток-Ойла» и «Востокугля». Нынешняя конъюнктура рынка с высокими ценами на уголь благоприятствует тому, чтобы новые собственники «Востокугля» (Роман Троценко. — РБК) вводили свои активы в разработку. Рассчитываем, что и «Восток-ойл» не споткнется.
Вообще СМП состоится как новый глобальный транспортный маршрут, только когда мы поставим на него регулярную контейнерную линию с Дальнего Востока до Мурманска или Санкт-Петербурга. Мы над этим работаем вместе с компанией «Росатом». С учетом недоверия со стороны традиционных грузоотправителей к СМП, возможно, изначально цена транспортировки должна быть чуть ниже, чем тарифы на железнодорожный транспорт или поставки через Суэцкий канал. Мы рассчитали модель, при которой будем субсидировать тестовую контейнерную линию уже с 2022 года. На первых порах это будет убыточная деятельность для оператора и государство будет покрывать убытки. Стратегическая логика — нарастить объем перевозок и их эффективность, чтобы в перспективе безубыточно ходить по СМП под российским флагом. Тогда мы создадим реальную альтернативу южному маршруту.
— Сейчас СМП работает только восемь месяцев в году. Когда он станет круглогодичным?
— Диапазон работы СМП постоянно растет. [При открытии навигации в мае 2020 года] в этом году была сверхпоздняя проводка — в январе—феврале. Я думаю, что на горизонте пяти лет мы будем плавать круглогодично. В этом нам должны помочь ледокол «Лидер» [который строится на приморской судоверфи «Звезда»] и другие новые суда ледового класса.
— Грузопоток на Северном морском пути обеспечат преимущественно углеводородные грузы (СПГ, нефть и уголь). Не станет ли препятствием для его развития энергопереход, который сейчас обсуждается во всем мире?
— На горизонте 10–15 лет спрос на сжиженный природный газ, нефть и уголь будет достаточным, чтобы эффективные производители с низкой себестоимостью, такие как суперсовременные проекты НОВАТЭКа, не уходили с рынка. Раньше уйдут производители дорогих и нетрадиционные грузов — сланцевого угля, тяжелой нефти и т.д. Здесь также имеет значение масштаб проектов — если компания добывает на одном месторождении десятки миллионов тонн угля (как «Эльгауголь» и «Колмар» в Якутии. — РБК), она гарантирует себе намного ниже себестоимость на тонну, чем у малых добытчиков. Но это ни в коем случае не означает, что не надо двигаться в новые технологии, в чистую энергию, смотреть на водородную энергетику и раскрывать потенциал климатических проектов на Дальнем Востоке.
— На Сахалине сейчас проводится эксперимент по торговле квотами и поставлена цель достичь углеродной нейтральности к 2025 году. Есть ли еще регионы на Дальнем Востоке, которые заинтересованы в подобных экспериментах?
— Дальний Восток может стать крупной территорией в мировых масштабах для реализации климатических проектов по своим естественным природным данным. Людей мало, леса и солнца много, есть ветра и волны. У нас в проработке идеи специального правового режима, свободной экологической зоны (СЭЗ) «Экопорт Дальний Восток», которая была бы нацелена как раз на реализацию проектов по производству углеродных единиц, в области возобновляемой энергетики, снижения вредного воздействия на климат и так далее. Но здесь мы двигаемся от практики и считаем, что нам очень нужны пионеры, которым мы дадим преференции и за руку приведем в регионы. Очень надеюсь, что мы увидим на горизонте трех лет первые проекты, которые покажут, что в этом бизнесе тоже можно зарабатывать деньги.
— С 1 января 2022 года вступает в силу запрет на экспорт круглого леса. Минвостокразвития предложило создать госкомпанию-агента, которая бы продолжала экспортировать лес с Дальнего Востока. Но против выступила вице-премьер Виктория Абрамченко, ссылаясь на указ президента. Как вы оцениваете шансы на создание такой корпорации?
— Тема с кругляком, по всей видимости, закрыта. Для Дальнего Востока это больная тема, потому что в 2020 году у нас было экспортировано 4,7 млн куб. м круглого леса стоимостью $1 млрд. В отрасли заняты 8,5 тыс. человек, вместе с семьями — до 30 тыс. человек. Многие из них живут в поселках, в которых вообще больше нечем заняться. Запрет на экспорт леса является для них экзистенциальным вызовом.
К этому решению [запретить экспорт круглого леса] долго шли, а сотрудники лесопромышленных предприятий стали заложниками инвестиционных планов своих акционеров и невозможности вовремя создать перерабатывающие мощности. Собственниками неграмотно приняты инвестиционные решения и неправильно проведена оценка рынков. Будем работать в связке с регионами, Минпромторгом и всем правительством, чтобы сохранить рабочие места. Будем договариваться о льготном финансировании и рефинансировании существующей кредитной нагрузки предприятий, чтобы как-то дотянуть до того счастливого дня, когда переработка будет соответствовать лесосеке, которая у них есть. Сейчас с отраслевыми специалистами обсуждается, как в срочном режиме создать лесопильные мощности, чтобы распилить этот лес и экспортировать. Но, к сожалению, конъюнктура рынка очень деликатная — пиловочник в Китае стоит дешево, и не факт, что это все будет продано. Просчитывается механизм доставки леса с Дальнего Востока в Сибирь, но это дорого. Транспортировка [до Сибири] 1 куб. м стоит от 2 тыс. до 3 тыс. руб., хотя, может, при сегодняшних ценах это и будет рентабельно.
— Глава лесопромышленного холдинга RFP Group Константин Лашкевич предложил разрешить приватизацию 2–3% лесного фонда России, чтобы его владельцы могли заниматься более интенсивным выращиванием леса. Как вы к этому относитесь?
— В развитых странах лес является торгуемым ресурсом и может быть в частной собственности. Стоимость гектара леса во Франции или Австрии может достигать €10 тыс. Но есть две проблемы, решение которых пока еще не созрело для того, чтобы в России лес мог быть в частной собственности. Это защита леса от пожаров, что сейчас очень актуально. На таких больших площадях, когда лес не является товарным, частному собственнику невыгодно его защищать от пожара. Вторая проблема — это обеспечение прав граждан, поскольку частный лес означает, что его обнесут забором и там должны быть сервитуты (дает право ограниченного пользования чужим земельным участком. — РБК). В Европе эти правоотношения существуют сотни лет, и у людей не возникает вопросов. У нас еще не выстроен этот баланс интересов. Я думаю, более верным было бы постепенное вовлечение лесопользователей в управление и хозяйствование в своем лесу, например методом увеличения длины аренды участка — с 49 до 99 лет. Это почти то же самое, что собственность, но возлагает определенные обязательства на лесопользователей. С помощью современных технологий можно очень эффективно отслеживать, как именно они управляют лесом, ухаживают за ним и осуществляют лесовосстановительные работы, где проводят вырубки и т.д.
— Как Дальний Восток решает проблему излишка минтая и восстановления рентабельности рыболовов?
— Избыток минтая сформировался локально — Китай закрыл свой рынок из-за коронавируса. Но рыба — продукт недолгого хранения, и было найдено очень творческое решение. Рыбу решили хранить там, где ей находиться лучше всего, — в океане, а квоты рыбопромышленников перенесли на следующий сезон. Тот минтай, который должны были выловить зимой или летом, будет выловлен осенью. За это время компании переориентируют экспортные потоки, вводя в строй новые рыбоперерабатывающие заводы. Сейчас работаем с партнерами как по России, так и в других странах, чтобы обойти этот китайский коронавирусный запрет. Минтай российского происхождения (с учетом переработки в Китае) занимает до 50% европейского рынка. Конечно, эту долю очень важно сохранить.
— Как снизить цену на рыбу и икру с Дальнего Востока для Центральной России?
— Это связано с высокими тарифами РЖД на транспортировку, потому что рефконтейнеры, в которых поставляется рыба с Дальнего Востока, назад идут порожняком. В рамках последней поездки по Дальнему Востоку Михаил Владимирович [Мишустин] дал поручение субсидировать перевозки рыбы в европейскую часть страны. Благодаря субсидированию перевозок по железной дороге в контейнерах цена на рыбу может быть удержана. А на цены на икру повлиял природный фактор. В 2020 году была плохая путина, быстро распродали остатки икры, а то, что осталось, стоило дороже. Сейчас пошла новая путина, и цены в рознице постепенно начали снижаться.
— На Дальнем Востоке создана единая авиакомпания на базе компании «Аврора». За счет каких средств она будет покупать новые самолеты?
— Сейчас самое главное — реализовать задачу по перевооружению дальневосточной авиакомпании воздушными судами российского производства. Уже подписан меморандум с участием Минпромторга о поставках 45 судов, которые будут стоить 47 млрд руб. Если одномоментно выделить их из бюджета, это будет дорого. Если применить лизинговые платежи, то стоимость с учетом процентной ставки может быть до 80 млрд руб. Это будет дорого уже для самой компании. Возможно, решением будет субсидирование лизинговых платежей. Мы, конечно, будем поддерживать дальневосточную авиакомпанию, чтобы она могла держать тариф на социально приемлемом уровне, потому что она как раз и создавалась для того, чтобы снизить цены и поднять качество услуг. До конца этого года [из федерального бюджета] будет выделено 1,6 млрд руб. и совершено 1780 рейсов, которые перевезут 100 тыс. человек.
Автор Тимофей Дзядко
Подробнее на РБК:
https://www.rbc.ru/business/31/08/2021/612cb5ba9a7947722c6334ab